Толик покосился на Мишку, который дописывал свою арифметику. Стоило истратить спичку, и Мишка тоже знал бы уроки хоть на десять лет вперед. Толик обязательно поделится с Мишкой спичками. Но не сейчас. Может быть, завтра, когда придумает все свои желания. А что останется — Мишке. Ведь все-таки Мишка — друг и с ним нельзя не поделиться.
Наконец Толику надоело молчать. Он подошел к Мишке и заглянул через его плечо в тетрадку. Мишка аккуратно выводил цифры. Толику стало смешно, что он так старается.
— Ну что, выучил? — спросил Толик. — А сколько будет дважды два?
— Не остроумно, — сказал Мишка. — Ты лучше не мешай.
Толик походил еще немного. Он услышал, как за дверью кто-то скребется, и открыл дверь. В комнату вошла Майда — большая овчарка. Толика она знала, но не обратила на него никакого внимания. Она подошла к Мишке и положила передние лапы ему на плечи.
— Толик, отстань, — сказал Мишка.
Толик засмеялся. Мишка обернулся, и Майда лизнула его в щеку.
— Лежать! — приказал Мишка.
Майда вздохнула и улеглась возле Мишки.
— Стоять! Майда! — грозно сказал Толик.
Майда покосилась на него.
— Сидеть!
Но Майда и ухом не повела. Она слушалась одного Мишку. Толик давно завидовал Мишке. Теперь он мог завести себе хоть сотню собак, даже почище Майды. Но Толику было обидно, что Майда — старая знакомая — не обращает на него никакого внимания. Ему очень хотелось, чтобы Майда его лизнула или хотя бы положила лапы на его плечи. Ведь собаки никогда не подлизываются и не врут. И если к тебе хорошо относится собака, значит, и сам ты неплохой человек.
Толик встал на четвереньки и подполз к Майде. Он подставил ей щеку, чтобы она лизнула его, как Мишку. Майда отвела морду в сторону. Она даже закрыла глаза, как будто ей было противно смотреть на Толика.
— Дура, — сказал Толик.
Майда вздохнула, поднялась, потянулась и вышла из комнаты с таким видом, будто ей надоело слушать глупости.
— Мишка, — сказал Толик скучным голосом, — сколько будет трижды три?
Мишка дописал ответ последней задачки и встал.
— Все, — сказал он. — Можно идти в школу.
— Нет, ты скажи, сколько будет трижды три.
— Девять.
— Воображала, — сказал Толик. — Профессор арифметики.
Но Мишка не стал ссориться, потому что он был человек добрый, и ребята вместе пошли в школу.
Пожалуй, не стоит рассказывать, как прошел этот день. Потому что главное случилось не на уроках, а после них. Во время уроков Толика вызывали три раза, и он получил три пятерки. И это не стоило ему никакого труда. Язык сам собой болтался у него во рту и говорил то, что нужно. Он отвечал точно, как написано в учебнике. Толик даже не слушал, что произносит его язык. Он знал, что все будет правильно.
Учителя его похвалили. Анна Гавриловна тоже похвалила, но сказала, что напрасно он говорит слово в слово по учебнику, как будто у него своих слов нет. Все же пятерку она поставила. А ребята про вчерашний день ничего не напомнили и ничего Толику не сказали.
После уроков Толик вместе со всеми вышел на улицу.
— Эй, ребята, — сказал он, — подождите, я сейчас Мишке буду щелчки давать. Он мне проспорил. Мишка, иди сюда.
— Я-то проспорил, — сказал Мишка. — Может быть. Только ты врешь, что уроки не учил. Если бы не учил, ты бы на пятерки не ответил.
— Честное слово, не учил!
— Честное слово, врет, — сказал Саша Арзуханян.
— Очевидно, врет, — заключил Леня Травин.
— Кто врет?! — возмутился Толик.
— Ты, — сказала Лена Щеглова. — Ты, ты, ты… И еще раз ты, ты, ты…
— Я вру?! А хочешь докажу?
— Не докажешь, — сказала Лена. — Не докажешь, не докажешь…
— Я не докажу? Да я… Да у меня… — сказал Толик и сунул было руку в карман, но вовремя опомнился.
— Ну, чего у тебя?
— Ничего, — ответил Толик. — Мишка, подставляй лоб.
И хотя ребята были на стороне Мишки, никто за него не заступился, потому что всем было интересно посмотреть, как он получит сто щелчков. Да Мишка и не допустил бы, чтобы за него заступались. Он подошел к Толику и подставил лоб.
— Бей.
Первый раз Толик щелкнул на совесть. Даже ногтю стало больно. Ребята, обступившие их, засмеялись, потому что удар вышел звонкий, а Мишка зажмурился.
После двадцати ударов на Мишкином лбу появилось красное пятно.
— Теперь в другое место бей, — посоветовал Леня Травин. — А то нечестно.
— Куда хочу, туда и бью, — сказал Толик. — Правильно, Мишка?
— Ты давай бей, — ответил Мишка. — Ты меня лучше не спрашивай.
Толик ударил еще три раза.
— Хватит, — сказал Толик. — Остальные я тебе прощаю.
Мишка покраснел. Он пошире расставил ноги, как будто хотел лучше укрепиться на земле.
— Мне твоего прощения не нужно, — сказал Мишка. — Семьдесят семь осталось. Бей дальше.
— А я не буду! — заупрямился Толик.
— Тогда я вообще с тобой не разговариваю, — сказал Мишка.
— Все равно бить не буду!
Мишка исподлобья взглянул на Толика, поднял с земли свой портфель и молча пошел прочь. Ребята, поняв, что представление закончилось, тоже разошлись. Толик остался один. Он видел, как, сгорбившись, будто неся на своих плечах большую обиду, удаляется от него Мишка. Толику вдруг стало нехорошо и тоскливо, словно он остался один во всем мире. Он убеждал себя, что спор был все-таки честный. Уроков он на самом деле не учил. И щелчки, которые получил Мишка, тоже были честными. Но на душе у него было по-прежнему противно, а Мишка уходил все дальше и дальше.